Для 4 (больших) порций нам понадобятся:
- 800 г. свинины (корейка или любая другая часть)
-3 яйца
- Хамон серрано с/в (50 г бекон)
- сыр твердый копченый (типа чечил или кашкавал) (в идеале нужен каймак) - 50 г
- каймак (национальный сербский молочный продукт), который заменяется сыром фетакса или моцареллой или сыр брынза
- панировочные сухари
- специи, соль

Ваше число:

Три

Роль в жизни: инициативный заводила.
Черты, необходимые для обретения жизненного опыта: оптимизм, дружелюбность, благожелательность, ораторские способности, леность, общительность, популярность, творческие способности, эгоцентризм, потребность в высокой оценке окружающих.
Три - это число означающее неустойчивость и символизируется треугольником, который представляет прошлое, настоящее и будущее. Оно объединяет талант в человеке и жизнерадостность, энергию и склонность к духовности.
Три это священное число. Например, именно своим триединством сильна Святая Троица в христианской религии. Тройка - символ динамичности натуры. Люди с цифрой три артистичны, склонны к творчеству и созиданию. Они щедры, обладают широкой натурой, но в браке эти люди не терпят обыденности.


Пройти тест по нумерологии:
День Рождения: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Месяц Рождения: январь февраль март апрель май июнь июль август сентябрь октябрь ноябрь декабрь
Год Рождения:



Не зря я всегда считала ТРИ моей цифрой!!!

И еще вылуплялочку утащил себе

Пишет  Marbius:

Урок биологии
С Первым Адвентом! Начинаем с Глеба и Макара.

Урок биологииОсень неожиданно пришла и не менее неожиданно уступила место зиме. Макар постоянно шмыгал носом, но упрямо таскал кеды – до последнего, убеждая себя, что они особенные, хитровымудренные, утепленные. Пока в один прекрасный день не пришел, не зашвырнул кеды в самый дальний угол прихожей и не пошлепал к компьютеру, оставляя после себя мокрые следы, чтобы заказать себе наконец пару ботинок понадежней. Дома было уютно, тепло, а за окном – холодно, сыро и снова шел снег. Погода установилась премерзкая, и невольно вспомнилось, как ему с матерью приходилось спать под двумя, а то и тремя одеялами, каждое раза в два старше Макара, чтобы согреться.

Нынче Макар был избавлен от необходимости думать дважды, а то и трижды, прежде чем отстегивать приличную сумму за ту же пару обуви, а если сунуть нос в холодильник, он увидит там немало всяких радостей, о которых знать не знал и слышать не слышал. Наверное, он должен был быть доволен. Но вместо того, чтобы безыскусно радоваться жизни, как этим летом, да по ранней осени еще, Макар предпочитал дуться. Он пошевелил пальцами ног, поморщился от неприятных ощущений, подумал, заставить себя пойти к себе, надеть сухие носки, или лучше посидеть на теплой кухне в уютной темноте, пострадать и пожалеть себя?

Подумав основательно, он решил, что жалеть себя лучше с сухими ногами, и сорвался с места, пошлепал по коридору, оставляя за собой мокрые следы, перед тем как бежать наверх, остановился и прислушался. Ему показалось, что за дверью кто-то звенел ключами, но нет – показалось. Глеба снова приходилось ждать бесконечно долго времени.

И еще эта его новая игрушка. Этот новый смартфон, который Глеб себе заимел, и который запирался не просто паролем, а еще и подпись требовал, хорошо хоть не отпечатка пальцев, как у Ясинского – прекрасный Адонис купить себе новую игрушку купил, функций в ней наактивировал к вящей радости Макара, а подумать, что он время от времени бывает уставшим, выпившим, обкурившимся или еще что, не подумал. И время от времени Макар попискивал от удовольствия, наблюдая за тихо чертыхавшимся Ясинским, снова расхлебывавшим последствия своего смартфонного безумия. Ах, что за прелесть эти избалованные жизнью юноши, которые устраивают классическую драму из обыденной незаурядицы. Макар оттопырил губу, думая, что лучше бы он влюбился в этого ветреника Стасиньку, чем с периодичностью в две недели обламывал зубы о закаленного жизнью Глеба.

С ним было хорошо, просто замечательно: он с невероятным искусством сочетал отношение к Макару как к равному, пусть и значительно более юному человеку – и домашнему питомцу, маленькому и несмышленному. Возможно, сам Глеб мог не осознавать этого; вот он приходит домой, осматривает Макара, улыбается в ответ на его приветствие и рассеянно кивает головой в ответ на потоки слов, которые тот с неистощимым энтузиазмом выплескивал на него. Затем, сволочь такая, треплет по голове или хлопает по плечу, как только за конфеткой в качестве поощрения в карман не лезет, и идет в спальню, чтобы переодеться. А спускается он уже домашний, уютный, на негодующее фырканье Макара и требование наконец приступать к ужину отвечает мягкой улыбкой, притягивает к себе, и Макар, зараза такая, неизбалованный простыми ласками и радовавшийся им, как в первый раз, забывал сердиться, начинал прыгать вокруг него, радуясь, рассказывать, что с ним стряслось за день и что к сожалению или счастью не стряслось, и вспоминал о том, что хотел демонстративно подуться, только устраиваясь рядом с Глебом в кровати.

И вот тогда начинались эти игры с этим смартфоном. Макар-то свою штучку держал на виду, совал Глебу под нос с требованием заценить фотографии одноклассников, и вот эту смешную видюху, и вот этот офигенный сайт, сообщения – и те читал, и все с расчетом, что и к нему будут относиться похожим образом. Он, конечно, понимал, что для Глеба телефон – это не просто штука такая, по которой на расстоянии поговорить можно, он для него важный и все такое, но неужели нужно читать сообщения, держа этот проклятый кусок пластика так, чтобы Макар не мог сунуть туда нос, а когда он задавал вопросы или приставал с любыми, даже самыми дурацкими идеями, то отвечать, держа его близко к себе?

Ясинский не видел проблемы. Но он вообще ни в чем проблем не видел. Отрастил себе кудри, Самсон хренов, откормился на Айхенбаховых харчах и жил сытой, ленивой и безмятежной жизнью. На негодования Макара, что у Глеба завелась тайна, даже не так, Тайна – с прописной буквы, а может даже капслоком, он попятился назад и произнес, подозрительно оглядывая сурового Макара:

– Ну так взял бы и поговорил с ним.

Возможно, для кого-то это и было вариантом. Но Макар решил, что ему нужно, просто необходимо мнение третейского судьи, и направил свои стопы в парикмахерскую.

И ух как его припекло, когда он увидел, что в парикмахерской народу слишком много даже для предпраздничного дня. Макар прибрался в подсобке, выглядывая из нее каждые три минуты в надежде, что Илья наконец освободился, но убеждаясь каждый раз, что надежда того, тщетная. Он попил чаю, сделал его и Илье, поставил кружку рядом с ним на стол и поплелся к столику, на котором россыпью лежали всякие разные журналы. Он надеялся, что его согбенная спина и свешенная в унынии голова воззовут к совести Ильи, но нет – этот гад вдохновенно творил свой очередной шедевр на голове очередной клиентки.

Журналы были так себе, ничего интересного, Макар заставил себя пролистать один, увлекся вторым; Илья застал его стоящим у зеркала и в тусклом сероватом свете лампы изучающим свою щеку. Илья поставил кружку в мойку, сел на стул и забросил ноги на стол.

– Ну, мой жаждущий «Оскара» друг, и что заставило тебя изображать на своем лице такие невероятные душевные терзания? – снисходительно спросил он, созерцая Макара.

Тот, застигнутый врасплох, обиженно надулся и оттопырил губу.

– Что бы ты понимал, цирюльник хренов, – огрызнулся он, опустился на неказистый табурет, спрятал руки между колен и тяжело вздохнул.

– Ну, судя по тому, что это ты ко мне приковылял, явно рассчитывая обрести мудрость и ответ на самый главный вопрос жизни, я кое что да понимаю. Ита-ак, мой конопатый друг, какого лешего ты отказываешься жить спокойно? – вальяжно говорил Илья.

Макар засопел, повернулся к нему спиной, переложил зачем-то журналы и снова повернулся к Илье. Поколебавшись немного, он все-таки рассказал о своих обидах.

– И самое главное, я не понимаю, я совершенно не понимаю, как, просто как ты можешь жить с этим чурбаном Ясинским? Это же просто ужас и катастрофа! – гневно шипел он, сотрясая руками. – Ты представляешь, нет, ты представляешь, я ему рассказал о моей травме, о терзаниях и мучениях и всем таком, а этот гад такой – ну и что? Поговори с ним! Это просто... просто...

– Бесчеловечно, – закончил за него Илья и зевнул. – И вполне в духе Ясинского. Этому дубу такт неизвестен. А от меня ты чего хочешь?

– И что мне делать? Говорить? – обиженно посмотрел на него Макар.

– Скажи-ка мне, друг мой ситный, – с важным видом скрещивая руки на груди, начал Илья. – Если я тебе скажу: говорить, требовать ответа на все вопросы вот прям как на духу, ты рысью понесешься к своему папику и таки будешь задавать ему вопросы?

– Он не папик! – взвился Макар. – Я тебе сейчас дам за папика!

Он вскочил, нагнулся над Ильей и угрожающе оттопырил губу.

– Дзынь, – широко улыбнулся Илья, придавив ему нос. – Би-би.

Макар негодующе хлопнул его по руке, затряс головой и отпрыгнул назад.

– И-и-и? Что ты решил? – Илья сунул руки в карманы штанов и уселся поудобней.

– Ты, блин, не забывай, что он из этих, крючкотворов. Отбрешется. – Макар вновь уселся на табурете и тяжело вздохнул.

– Так тебя так кандибобрит только от того, что один из ключевых людей в крупной шараге следит за безопасностью своего телефона, или что другое, а? Потому что у Ясинского тоже пароль стоит. И я, если честно, не против. Если сопрут, так хоть какая, а защита.

Макар вытянул лицо и потеребил волосы на затылке. Илья вытянул голову и начал разглядывать его шевелюру.

– И кстати, Самсонов. Ты снова перешел на хозяйственное мыло? Или вообще на березовую золу? Ты вообще в курсе, что волосы могут блестеть? Даже с такой мочалочной консистенцией, как твое убожество.

Макар попытался пнуть его, но вяло, без огонька; Илья хмыкнул. Его позвали из зала, он крикнул, что выйдет через пять минут.

– У тебя есть ровно три минуты, чтобы исповедаться доброму дяде Илье и убраться нахрен отсюда, – сказал он, вставая и потягиваясь.

Макар угрюмо посмотрел на него.

– Мне кажется, что у него какой-то интерес на стороне завелся, – хмуро признался он.

– Ну и дурак, – легкомысленно пожал плечами Илья. – Завелся бы, ты бы узнал. Этот твой крючкотвор – из порядочных, пусть это и оксюморон.

– Чего? – вытаращил глаза Макар.

– Честный юрист, говорю. Оксюморон же. Ладно, вали отсюда и не отсвечивай. Мне работать надо. А не терзаться, что Ясинский, когда он на какой-нибудь БМВ смотрит, мне с его водителем изменяет.

– Ясинский? – скептически переспросил Макар. – Он скорей своему мотоциклу с каким-нибудь идиотским самокатом изменит.

Илья тихо засмеялся.

– Знаю, – добродушно отозвался он. – Но ревновать его это мне не мешает.

Обрадованный Макар направился от Ильи в ближайший супермаркет. Потому что любовь любовью, а о том, как елку наряжать, следует задуматься заранее. К Новому году на полках останется то еще убожество, ни выбирать не из чего, ни качество не внушает доверия. И чего-нибудь на ужин.

Глеб по обыкновению задержался на работе, пришел поздно, но – Макар воспарил – протянул ему вырвиглазно-красный пакет с узором из елок.

– Я не уверен, что тебе понравится все, что я купил, но некоторые вещички должны быть очень милыми, – улыбнулся он. И Макар расплылся в ответной улыбке: ему бесконечно нравилось, как Глеб улыбается: мягко, неназойливо, словно стыдясь чего-то, и как преображается его лицо, как прочерчиваются морщины под глазами, и к нему хочется прижаться и подставить голову под его руку.

– А я тоже чего-то купил, но, наверное, еще мало. Елок пока еще нет, только эти искусственные. Ты их видел? Это просто ужас какой-то, у наших соседей была искусственная елка, так у нас ершик для бутылок был похожий, вот правда! – тарахтел он, идя за ним.

– Забавно, – отозвался Глеб.

– Можно же еще такие в горшках купить, а потом высадить где-то, – не унимался Макар. – Это куда лучше даже, конечно, они и стоить будут куда больше, но все равно для экологии полезней.

– Конечно, – ответил Глеб.– С твоего позволения я переоденусь, и мы поужинаем.

Макар часто закивал головой, поднимая к груди пакет. Ужин – это святое.

Глеб задержался. Макар отправился, чтобы позвать его, и насторожился: Глеб стоял в гостиной и изучал ее.

– Глеб? – осторожно позвал его Макар.

Тот повернул к нему голову. И Макар испуганно заморгал под его острым, колючим взглядом. Его сердце пропустило удар, и еще один, когда Глеб подошел к окну вплотную. Он постоял немного, изучая тусклое зарево за ним, потрогал зачем-то батарею и повернулся к нему.

– Идем ужинать? – робко спросил Макар, втягивая голову в плечи.

Глеб улыбнулся своей привычной мягкой улыбкой.

– Конечно. Идем ужинать, – ответил он.

Даже если Макару примерещилась эта странная сцена, она упорно не оставляла его в покое. Глеб как будто примеривался к переменам в своей квартире – и своей жизни? Макар даже сходил в деканат и спросил, есть ли у него шанс на место в общежитии, на что ему предсказуемо рассмеялись в лицо. Ясинский зловеще замолчал, когда Макар уныло признался ему до начала первой пары, что скоро ему жить будет негде, и соответственно может ли он рассчитывать на помощь друзей, если его выставят за дверь в одном исподнем.

– Что, он узнал, что ты снова того... того? – неопределенно мотнул головой Ясинский.

– А я, блин, знаю, что он там себе узнал? – огрызнулся Макар и опустил подбородок на руку. – Откуда бы он узнал. Фигня, в общем.

– М-м. – Начал было Ясинский и умолк. – Думаю, пара недель там сойдет. Может, потом в мою въедешь. Я с ребятами поговорю, чтобы одну комнату тебе освободили. Если что.

Макар драматично вздохнул.

Ясинский покосился на него. Макар искренне переживал – это было бесспорно. Непохоже на него обычного и даже непохоже на те случаи, когда у него что-то не ладилось: Макар злился, нервничал, сердился, мог даже швырнуть что-то о стену или на пол, но так обреченно ждать своей участи быть выгнанным на улицу – это было настолько нехарактерным, что Ясинский не удержался и похлопал его по спине.

– Да все нормально будет, – неуверенно сказал он.

Макар дернулся, словно по нему разряд тока пропустили.

– Стасинька, – зло протянул он, – Стасинюлечка, ты себе сам-то веришь?

– Пошел ты, – буркнул Ясинский и отвернулся. Макар уронил голову на стол.

Словно чтобы встретить удар судьбы прямо и лицом к лицу, Макар требовал от Глеба любви и внимания в невероятных количествах. И казалось бы: ничего в его поведении не подтверждало страхи Макара, но тот взгляд в гостиной, эти загадочные разговоры, которые прекращались, когда Макар приближался, и этот дурацкий смартфон с паролем, который он начинал ненавидеть, – все это беспокоило Макара сильней и сильней.

Они поехали за елками; Макар настоял на целых пяти. Долго выбирали, Макар злился, Глеб подшучивал над ним с каменным лицом и следил, как тот рыскает между рядами саженцев в кадках, осматривая и обнюхивая каждую, а затем требует от работника отчета по каждой, полных инструкций по уходу и гарантии на то, что они будут стоять долго и основательно.

– Доволен, тиран? – спросил он, когда они приехали домой, перенесли елки, целых пять штук, которые Макар пока оставил стоять в прихожей и теперь оглядывал с самодовольным видом.

– Почти, – не сразу отозвался Макар, сосредоточенно кружась вокруг. – Игрушек на них явно мало, еще надо будет подумать и, может, веток каких притащить. Чтобы украсить, все такое. Но у нас же еще есть время, правда?

– Бесспорно, – весело отозвался Глеб. – Я полностью с тобой согласен. У нас еще есть время.

Он прошел мимо, мимоходом чмокнув его в щеку.

– До Нового года? – крикнул ему вслед Макар, враз переставший улыбаться, застывший рядом с елками со сжатыми кулаками.

– Не совсем, но и до Нового года тоже, – туманно ответил Глеб. – Я могу рассчитывать на кофе, или ты сначала уложишь спать твоих питомцев?

Макар принес поднос с чашкой, чайником и печеньем в гостиную.

– Чай, – сурово бросил он, ставя его на стол и усаживаясь рядом с Глебом. – Ты пьешь слишком много кофе.

– Ну что ж, – тяжело вздохнул Глеб. – Я вынужден подчиниться тебе. Хотя с куда большим удовольствием выпил бы чашечку крепкого, горячего, ароматного кофе. Я даже согласен на сливки.

– В чае тоже есть кофеин, – непреклонно ответил Макар, усаживаясь рядом.

Глеб хмыкнул и промолчал. Макар пододвинулся ближе к нему, подобрал под себя ноги и прижался.

– Ты снова смотришь какую-то невероятно умную хрень? – жалобно спросил он.

– Милая развлекательная программа.

– На Дискавери? Мир пустынь? Какая она развлекательная? Все эти законы джунглей или там пустынь, всякие хищники, жутко ядовитые змеи, ужасные температуры, ы-ы-ы! – Макар негодующе затряс головой. – Я как вспомню, как мы все это учили по географии и по биологии, просто ужас. Нет. Это совершенно не развлекательно и совсем не мило. – Категорично завершил он.

Глеб улыбался, глядя на него, и легонько ерошил его волосы. Но он не переключал на другой канал.

Первые восемь минут Макар ерзал, вздыхал и намекал другими способами, что ему скучно; затем втянулся. К концу передачи – азартно обсуждал животных. Когда она закончилась, сказал:

– Да, это было интересно, даже жалко, что она такая короткая. Но я не хотел бы там жить.

– Это одна из цикла, есть и другие. Посмотрим их? – отозвался Глеб, улыбаясь.

Макар поерзал.

– Ладно, сейчас еще чай сделаю, и можно еще посмотреть. – Наконец решил он.

Это был замечательный, очень уютный мирный, почти сказочный вечер. Прогноз погоды в кои-то веки не путал место и время, и за окном царствовали минус семь и редкий снег; Глеб прижимал Макара к себе и лениво отзывался в ответ на его возмущения, восторги и восхищение. Затем он порывался помочь Макару убрать посуду, что было привычно встречаемо шквалом негодования, стоял у окна, задумчиво проводя пальцами по его косяку, поджидая, когда Макар сочтет, что кухня приведена в полный порядок и можно идти спать.

Выйдя из кухни, Макар неожиданно остановился и развернулся к Глебу.

– Ты же не против, что у нас будет столько елок и всего такого? – смущенно спросил он.

– Я даже рад, что у нас будет столько елок и всего такого, – развеселился Глеб. – Был бы против, не стояли бы они у нас. Кстати, не хочешь заглянуть за игрушками для них? Как-то мне кажется, что пока у нас всего такого для стольких елок недостаточно.

Макар запищал от восторга, сначала присел, а затем понесся проверять, какие игрушки у них есть, и прикидывать, какие еще могут быть. Глеб тихо засмеялся ему вслед.

А суббота в начале декабря началась с того, что Глеб встал, тихо собрался и ушел. Макар лежал, свернувшись калачиком, делал вид, что спит, и слушал. У Глеба не было никаких планов на субботу, никаких, о которых он говорил Макару, ни звонков, на которые он бы отвечал, и было ясно: Тополев жаждет чьей-то крови, обеспечить которую должен Глеб. То есть этот нехороший человек просто встал ни свет ни заря, помучил себя на этих своих тренажерах – и свалил в снежную даль, не оставив ни записки, не удосужившись даже сообщение отослать с дороги. Макар угрюмо молчал, затем несколько раз ударил кулаком по подушке, перевернулся на спину и раскинул руки. Это ведь мог быть замечательный день, а за ним следовал бы еще один замечательный, они могли бы даже отправиться за игрушками или придумать что-то такое, и – увы. И хотя правдой было то, что Макар намеревался провести вторую половину дня с приятелями, но само знание того, что Глеб мог вот так украдкой сбежать – оно причиняло боль, рассекало плоть и жилы, царапало кость. За окном, кажется, уныло скулил ветер, и Макару хотелось скулить в унисон с ним.

Он позвонил приятелям, сказал, что не может прийти, потому что нехорошо себя чувствует, сделал огромную кружку кофе – не такого, как пил Глеб, не ядреного, а попроще, основательно разбавил его молоком, подумал немного, обнюхал баночки со специями, насыпал в кружку по щепотке из разных баночек. Еще раз понюхав кофе, он поколебался и сделал глоток. На вкус он оказался сносным, но жутко холодным. Макар сунул кружку в микроволновку и опустился на стул. В квартире было тепло, может даже, теплей, чем обычно; Макар задумчиво пошевелил пальцами ног, отмечая, что даже босиком ему тепло. Нужно было бы, наверное, приняться за уборку, но для этого нужен был энтузиазм, которого у него не находилось.

Макар устроился на подоконнике. Он глядел на город, пытался разглядеть людей за снежной крупой, ежился, когда ему это удавалось, морщился, когда машины проносились слишком быстро или совершали слишком нахальные маневры, и пытался представить: а что будет, если? Если он уйдет, начнет новую жизнь, сначала в какой-нибудь комнатушке, которую будет снимать и на которую будет горбатиться у тети Наташи и еще где-нибудь, если потом подыщет себе работу по специальности, когда на него будут смотреть не как на человечка без роду, без племени, без образования, а как на почти дипломированного специалиста, и как закончит свою шарагу, придет в гости к Глебу, весь успешный и красивый, и скажет: «Понял? Я смог и без тебя, и ничего со мной не сталось». Макар обхватил руками коленки, опустил на них подбородок и горько вздохнул.

Глеб вернулся около полудня – и не один. Он с кем-то переговаривался в прихожей, спрашивал, останется ли этот кто-то на чай, и Генкин – Генкин, раздери его – голос тихо отвечал что-то явно утвердительное. Макар не удержался, соскочил с подоконника и побежал в прихожую.

– Здрасьте! – рявкнул он на Генку.

– Тиш-ше, – зашипел снизу Глеб.

– Привет! – радостно прошептал Генка. – Накормишь обедом тружеников руля и педали?

Макар посмотрел вниз и заскулил от умиления, потому что Глеб сидел на полу – что-то это напоминало – и прижимал к себе что-то совсем крошечное, с огромными ушами, белое и пушистое.

– У него очень чуткий слух, и напугать его – плевое дело, – объяснял он Макару, бережно поглаживая это ушастое нечто.

– А что это? – спросил Макар, приближаясь к лисенку и заглядывая в его большущие глаза.

– Это кто, балбес, – вознегодовал сверху Генка и отвесил ему затрещину.

– Ты же давеча о нем целую передачу смотрел, – развеселился Глеб.

Макар заморгал. Посмотрел на лисенка, тянувшегося к нему и двигавшего ушами.

– Они же рыжие такие, то есть коричневые, то есть светлые, а этот белый, – неверяще сказал он. Глеб протянул ему лисенка. – А как его зовут? – прошептал Макар, бережно держа его и с восторгом глядя в его глаза.

– Как назовешь. В питомнике звали Кнышем, ты можешь назвать иначе. В паспорте указано его официальное имя, но оно просто ужасное, – сказал Глеб, вставая. Он погладил лисенка по голове, а затем – Макара. – Я смею надеяться, что вы понравитесь друг другу?

– Ага! – не удержался и воскликнул Макар. Лисенок сжался в клубок и прижал уши.

– Не так громко, – усмехнулся Глеб. – Мы принесем пока остальные вещи, которые купили ему, а ты переместись пока куда-нибудь из прихожей, хорошо?

– Ага, – рассеянно отозвался Макар, поглаживавший Кныша. Он встал, пошел на кухню, но затем, словно вспомнив что-то, вернулся. – Глеб, – тихо позвал он.

Тот, стоявший рядом с дверью, обернулся.

– А ты его для кого купил? – спросил Макар.

– Тебе, – ответил Глеб. – Я рассчитываю, правда, и дальше принимать участие в его судьбе. Если ты не будешь возражать.

– Так ты... вообще... – Макар осекся, пожал плечами.

– Вообще это новогодний подарок, но я подумал, что его уже можно забрать, чтобы он как можно быстрей привык к нам.

Макар глубоко вздохнул и прижался к нему.

– Я все-таки сначала помогу Генке, а потом все остальное. Мы будем обедать? – посмеивался Глеб, гладя его по спине.

– Хорошо, – буркнул он. – А вообще предупреждать надо, что у тебя гости, я на него не рассчитывал. А он один? Или не один?

– Один, – отмахнулся Глеб. Генка сунул голову в дверь и начал тихо, но сочно ругать наглого эксплуататора и кровопийцу Кедрина, который и работать заставляет, и кормежку оттягивает.

Тот же Генка потом разглагольствовал о достоинствах и недостатках разных домашних животных. Макар погладывал на него со скрытым высокомерием – у него теперь тоже есть о ком поразглагольствовать.

– Ты не поверишь, Макарка, я его битых три недели уговаривал завести фретку, – говорил он. – Это же просто восхитительная скотинка – ест все подряд, ласкается ко всем подряд, радуется тебе безусловно, а за кусочек ветчины ты становишься его личным богом, понимаешь? А в результате? А в результате он заводит вот это ушастое нечто, которое просто ужасно ушастое. Я, разумеется, не спорю, что этот ваш Кныш произвел на меня самое благоприятное впечатление. Очень воспитанный тип. Ничего не скажешь, – подумав, добавил Генка, глядя на лисенка, гонявшего по полу игрушку и восхищенно верещавшего. – Но с Локи ему не сравниться.

– Ну вот еще! – возмутился Макар, приподнимаясь.

– Господа, давайте прекратим этот спор остроконечников с тупоконечниками, – Глеб похлопал ладонью по дивану, призывая их к порядку. Затем он обратился к Генке: – Тебе домой не пора? Как бы Локи не истосковался по своему богу, – ехидно добавил он.

Генка недовольно прищурился и посмотрел на Макара, глядевшего на него широко открытыми преданными глазами и очевидно с нетерпением ждавшего того же.

– Гады. – Строго сказал Генка, вставая. – Выгоняют меня из теплой квартиры на холод и во тьму, не щадя моего здоровья и самочувствия.

– Бесстыдники, – согласился Глеб. – Ты еще здесь?

Генка ушел. Глеб протянул Макару две визитки.

– Это данные питомника и ветклиники, – пояснил он. – Не потеряй.

– Еще чего, – возмутился Макар, выхватывая их и засовывая в задний карман джинсов.

Глеб сидел в гостиной, читал книгу, время от времени прислушивался к тому, что происходило в квартире. Макар, кажется, был на кухне, затем ворвался в гостиную, за ним – грозно рычавший фенек. Макар был счастлив. Глеб отложил книгу.

– Так ты из-за этого устраивал тайны и заговоры, да? А то я думал, что ты что-то ужасное придумывал, – плюхнувшись на диван, сказал Макар.

Глеб кивнул, с улыбкой глядя на фенека, обнюхивавшего елку.

– Кстати, я всего-всего накупил, но можно будет еще немного, когда я веток принесу, – сказал Макар, выпрямляясь, глядя на лисенка. – А завтра можно будет уже и эти наряжать.

Глеб погладил его по спине.

– Мы же вместе будем их наряжать? – обернувшись и подозрительно глядя на него, спросил Макар.

Глеб кивнул.

– Здорово, так здорово! – восхищенно вздохнул Макар и скользнул на пол к фенеку.

Глеб положил книгу на колени, но не спешил ее открывать. Макар, спохватившись, начал составлять коробки с елочными украшениями повыше, чтобы до них не добрался любопытный лисенок, затем убежал на кухню, чтобы вернуться с фруктами и попытаться угостить ими фенека.

Немного позже Глеб сказал:

– Макар, я надеюсь, это само собой разумеется, что мальчик будет спать здесь в своем домике.

Макар надулся, поглядел на него исподлобья, но он знал: когда Глеб говорит таким тоном, с ним бесполезно спорить. И он понуро кивнул.

Ночью он спросил:

– Глеб, а что бы ты хотел получить в подарок?

– В смысле? – сонно спросил тот.

– Ну, на Новый год же, – мечтательно отозвался Макар, упершись острым подбородком в его грудь.

Глеб молчал. Могло показаться, что он заснул, но Макар упрямо ждал ответа.

– Я, наверное, уже получил подарок, – сказал Глеб.

– Какой? – возмутился Макар.

Глеб улыбнулся.

– Елки. Игрушки. Непонятная зверушка. Ты.

Макар заморгал и прижался к нему.

Утром снова шел снег. Макар настоял на том, чтобы сбегать за пирожными; он вернулся с мокрой от снега челкой, с красным носом, и его руки покраснели от холода.

– Там ужас что творится! Просто ужас! – радостно рассказывал он, ставя на стол пакет, снова убегая в прихожую, чтобы осмотреть ботинки и гордо выпрямиться, затем рассказывал, что людей в лавке было ужасно много, но ему повезло. Он выгреб из кармана деньги, положил их в баночку в шкафу и сунул руки под горячую воду. Вытерев руки, он опустился на четвереньки перед фенеком и погладил его. – Как дела? – спросил он. Фенек встопорщил уши и подался носом к нему.

Затем Макар возмущался, что осуществить планы по наряжанию – наряжению – наряживанию? – елок придется менять, потому что опасно. Глеб послушно соглашался, но при этом ждал, что же Макар придумает. И они все-таки повесили несколько шаров на верхние ветки, а сами елки поставили повыше.

Макар все медлил; было очевидно, что он что-то хочет сказать, но не решается. Он повесил шар и наконец покосился на Глеба.

– Ты ведь не жалеешь? – спросил он.

– А ты как думаешь? – механически отозвался Глеб, беря еще шар.

– Я не о елках, – процедил Макар. Глеб повернулся к нему. Подумав, ответил:

– И все-таки: а ты как думаешь?

Макар выпрямился. И оказалось, что смотреть Глебу в глаза было совсем не сложно.

Он улыбнулся.

– Думаю, не жалеешь.

Глеб кивнул, осмотрелся и повесил шар на елку.

URL записи

И так, я решился. Я этого очень хочу и посему начинаю готовиться.

Со времени первого восхождения на Килиманджаро Ганса Мейера и Людвига Пуртшеллера в 1889 г., на Килиманджаро было проложено множество альпинистских маршрутов различной сложности. В 1932 г. строительством штурмового приюта Кибо Хат было ознаменовано открытие первого публичного маршрута для восхождения на высшую точку Африки через точку Гилмана и далее к вершине Ухуру пик 5895 м. После объявления Килиманджаро национальным парком в 1972 г. и открытия его для публики в 1977 г. для обеспечения безопасности восходителей и сохранения уникального экологического комплекса Килиманджаро администрацией национальных парков Танзании (TANAPA) был установлен строгий порядок организации восхождений.

Всего для восхождения на Килиманджаро существует 6 одобренных ТАНАПА стандартных маршрутов подъёма и один специальный маршрут для спуска.

Это два туристских: Марангу (единственный маршрут, оборудованный хижинами) и Машаме (соответственно они же «Кока-кола» и «Виски» в фольклоре местных проводников и восходителей) и кемпинговые маршруты – Лемошо, Шира, Умбве и Ронгаи (единственный маршрут, начинающийся с кенийской территории). Восходители по Марангу и Ронгаи обязаны спускаться по тому же Марангу, остальные 4 маршрута спускаются по специальному маршруту для спуска — Мвека. Марангу и Машаме – маршруты наиболее посещаемые и любимые туроператорами, так как оба имеют «пермит офисы» (для оформления разрешений на посещение национального парка) на своих воротах, а следовательно, менее сложную процедуру получения разрешения на восхождение (непосредственно за час-полтора перед стартом). Восходящим по другим маршрутам всё равно необходимо получить разрешение на воротах Марангу либо Машаме. Среднее время прохождения маршрутов, включая подъём, восхождение и спуск, составляет:

Марангу, Умбве — 5-6 дней
Машаме, Ронгаи — 6-7 дней
Шира, Лемошо — 7-8 дней

Выбор маршрута


Отчет о восхождении на г. Килиманджаро (5895 м): по маршруту Мачаме
(февраль 2013)

Восхождение на Килиманджаро

Организация восхождений

Организация восхождений

Советы

Эти простые советы помогут облегчить вам путь до высочайшей вершины Африки, который весьма не прост. Советы в большей мере относятся к тем, кто идёт по пути Marangu, но могут быть полезными и всем тем, кто выбрал для себя иные маршруты. Все советы взяты из собственного опыта подъема на Килиманджаро.
1.Подготовку рекомендую начать за 1,5-2 месяца до начала путешествия. Но всё без фанатизма, достаточно больше ходить пешком, не пользоваться лифтом, делать зарядку. Постараться не курить и ограничить алкоголь, на сколько это возможно
2. Продумать тщательно список вещей, необходимый для восхождения. Ботинки, если новые, необходимо разносить!!!!! Это будет особенно актуально на спуске!
3. Взять аптечку, и нести нужные лекарства с собой, а не не в рюкзаке, который тащит портер.
4. Идти реально надо pole pole, в своём темпе, пускай вас обгоняют, главное дойти! Пользуйтесь трекинговыми палками, они облегчат вам путь, плюс на них удобно опираться, что бы отдышаться.
5. Мы поднялись за один раз от ворот до Horombo, это сложно, но вполне реально. Сейчас могу сказать, что это ни к чему. Лучше идти последовательно, особенно если у вас нет необходимой подготовки.
6. Рекомендую считать мосты от Mandara до Horombo, их 9 штук. Причем 2 сразу в начале пути, остальные появятся, тогда, когда уже это будет необходимо :razz:
7. На Horombo нужно взять день акклиматизации. И рекомендую дойти не только до Zebra Rock, но и подняться на холм и посидеть там часок полтора, обозреть окрестности, поболтать с гидами, взять урок суахильского, сложить из камней послание, ну мало ли дел на высоте 4200 найдется :-P
8. Путь до Kibo довольно скучен, но последний подъём весьма сложен. Поберегите силы с начала подъема.
9. В Kibo рекомендую отказаться от ужина в пользу усиленного ланча. Мы по прибытию в Kibo налегли на ланч, потом уснули, поужинали и уснуть не получилось толком, так, была полудрема, а подъем в 11-12 часов на штурм. Так что лучше после усиленного ланча лечь и проспать до штурма. Выспаться реально необходимо, будет легче штурмовать.
10. Про штурм ничего говорить не буду, поймете сами почему. Скажу только, что главное не отчаиваться и сосредоточиться на одной мысли. Будет легче.
11. На Gilmants не засиживайтесь больше 5 минут. Этого времени хватит о принятии решения или на Uhuru или вниз. Мы до пика дошли все.
12. Путь на Uhuru довольно пологий, но там тоже есть подъёмы, надо быть к ним готовым.
13. На спуске берегите ноги! Смотрите внимательно, что бы не отбить пальцы, ребята многие обстучали себе пальцы, ногти потом слезали.
14. Спускайтесь не торопясь, но как можно быстрее. Чем быстрее, тем лучше себя чувствовать будете.
15. Самый тяжелый спуск от Mandara до ворот. Не спешите, идите не спеша, не забывая желать всем встречным удачи!
16. И самое главное, успех вашего мероприятия полностью зависит только от вас! Желаю удачи!

А каким год будет для вас?


А каким год будет для вас?


А каким год будет для вас?

читать дальше

3D галерея “Art in Paradise”

читать дальше




Аюттая
читать дальше


читать дальше

– Здесь занимают очередь на жертвоприношение?
– Здесь, здесь! За мной будете. Я 852, вы – 853.
– Ой, мамочки… Это когда же очередь дойдет?
– Не беспокойтесь, тут быстро. Вы во имя чего жертву приносите?
– Я – во имя любви. А вы?
–- А я – во имя детей. Дети – это мое все!
– А вы что в качестве жертвы принесли?
– Свою личную жизнь. Лишь бы дети были здоровы и счастливы. Все, все отдаю им. Замуж звал хороший человек – не пошла. Как я им отчима в дом приведу? Работу любимую бросила, потому что ездить далеко. Устроилась нянечкой в детский сад, чтобы на виду, под присмотром, ухоженные, накормленные. Все, все детям! Себе – ничего.
– Ой, я вас так понимаю. А я хочу пожертвовать отношениями… Понимаете, у меня с мужем давно уже ничего не осталось… У него уже другая женщина. У меня вроде тоже мужчина появился, но… Вот если бы муж первый ушел! Но он к ней не уходит! Плачет… Говорит, что привык ко мне… А мне его жалко! Плачет же! Так и живем…
Распахивается дверь, раздается голос: «№ 852, проходите!».
– Ой, я пошла. Я так волнуюсь!!! А вдруг жертву не примут?
читать дальше
№ 853 сжимается в комочек и ждет вызова.

Время тянется медленно, но вот из кабинета выходит № 852.
– Что? Ну что? Что вам сказали? Приняли жертву?
– Нет… Тут, оказывается, испытательный срок. Отправили еще подумать.
– А как? А почему? Почему не сразу?
– Ох, милочка, они меня спрашивают: «А вы хорошо подумали? Это же навсегда!». А я им: «Ничего! Дети повзрослеют, оценят, чем мама для них пожертвовала». А они мне: «Присядьте и смотрите на экран». А там такое кино странное! Про меня. Как будто дети уже выросли. Дочка замуж вышла за тридевять земель, а сын звонит раз в месяц, как из-под палки, невестка сквозь зубы разговаривает… Я ему: «Ты что ж, сынок, так со мной, за что?». А он мне: «Не лезь, мама, в нашу жизнь, ради бога. Тебе что, заняться нечем?». А чем мне заняться, я ж, кроме детей, ничем и не занималась? Это что ж, не оценили детки мою жертву? Напрасно, что ли, я старалась?

Из двери кабинета доносится: «Следующий! № 853!».

– Ой, теперь я… Господи, вы меня совсем из колеи выбили… Это что ж??? Ай, ладно!

– Проходите, присаживайтесь. Что принесли в жертву?
– Отношения…
– Понятно… Ну, показывайте.
– Вот… Смотрите, они, в общем, небольшие, но очень симпатичные. И свеженькие, неразношенные, мы всего полгода назад познакомились.
– Ради чего вы ими жертвуете?
– Ради сохранения семьи…
– Чьей, вашей? А что, есть необходимость сохранять?
– Ну да! У мужа любовница, давно уже, он к ней бегает, врет все время, прямо сил никаких нет.
– А вы что?
– Ну что я? Появился в моей жизни другой человек, вроде как отношения у нас.
– Так вы эти новые отношения – в жертву?
– Да… Чтобы семью сохранить.
– Чью? Вы ж сами говорите, у мужа – другая женщина. У вас – другой мужчина. Где ж тут семья?
– Ну и что? По паспорту-то мы – все еще женаты! Значит, семья.
– То есть вас все устраивает?
– Нет! Нет! Ну как это может устраивать? Я все время плачу, переживаю!
– Но променять на новые отношения ни за что не согласитесь, да?
– Ну, не такие уж они глубокие, так, времяпровождение… В общем, мне не жалко!
– Ну, если вам не жалко, тогда нам – тем более. Давайте вашу жертву.

– А мне говорили, у вас тут кино показывают. Про будущее! Почему мне не показываете?
– Кино тут разное бывает. Кому про будущее, кому про прошлое… Мы вам про настоящее покажем. Включаем, смотрите.
– Ой, ой! Это же я! Боже мой, я что, вот так выгляжу? Да вранье! Я за собой ухаживаю.
– Ну, это ваша душа таким образом на внешности проецируется.
– Что, вот так? Плечи вниз, губы в линию, глаза тусклые, волосы повисшие…
– Так всегда выглядят люди, если душа плачет…
– А это что за мальчик? Славненький какой… Смотрите, как он ко мне прижимается!
– Не узнали, да? Это ваш муж. В проекции души.
– Муж? Что за ерунда! Он взрослый человек!
– А в душе – ребенок. И прижимается, как к мамочке…
– Да он и в жизни так! Прислоняется. Тянется!
– Значит, не вы к нему, а он к вам?
– Ну, я с детства усвоила – женщина должна быть сильнее, мудрее, решительнее. Она должна и семьей руководить, и мужа направлять!
– Ну так оно и есть. Сильная, мудрая решительная мамочка руководит своим мальчиком-мужем. И поругает, и пожалеет, и приголубит, и простит. А что вы хотели?
– Очень интересно! Но ведь я ему не мамочка, я ему жена! А там, на экране… Он такой виноватый, и к лахудре своей вот-вот опять побежит, а я его все равно люблю!
– Конечно, разумеется, так оно и случается: мальчик поиграет в песочнице, и вернется домой. К родной мамуле. Поплачет в фартук, повинится… Ладно, конец фильма. Давайте завершать нашу встречу. Будете любовь в жертву приносить? Не передумали?

– А будущее? Почему вы мне будущее не показали?
– А его у вас нет. При таком настоящем – сбежит ваш выросший «малыш», не к другой женщине, так в болезнь. Или вовсе – в никуда. В общем, найдет способ вырваться из-под маминой юбки. Ему ж тоже расти охота…
– Но что же мне делать? Ради чего я тогда себя буду в жертву приносить?
– А вам виднее. Может, вам быть мамочкой безумно нравится! Больше, чем женой.
– Нет! Мне нравится быть любимой женщиной!
– Ну, мамочки тоже бывают любимыми женщинами, даже часто. Так что? Готовы принести жертву? Ради сохранения того, что имеете, и чтобы муж так и оставался мальчиком?
– Нет… Не готова. Мне надо подумать.
– Конечно, конечно. Мы даем время на раздумья.
– А советы вы даете?
– Охотно и с удовольствием.
– Скажите, а что нужно сделать, чтобы мой муж… ну, вырос, что ли?
– Наверное, перестать быть мамочкой. Повернуться лицом к себе и научиться быть Женщиной. Обольстительной, волнующей, загадочной, желанной. Такой цветы дарить хочется и серенады петь, а не плакать у нее на теплой мягкой груди.
– Да? Вы думаете, поможет?– Обычно помогает. Ну, это в том случае, если вы
– Да? Вы думаете, поможет?
– Обычно помогает. Ну, это в том случае, если вы все-таки выберете быть Женщиной. Но если что – вы приходите! Отношения у вас замечательные просто, мы их с удовольствием возьмем. Знаете, сколько людей в мире о таких отношениях мечтают? Так что, если надумаете пожертвовать в пользу нуждающихся – милости просим!
– Я подумаю…

№ 853 растерянно выходит из кабинета, судорожно прижимая к груди отношения.

№ 854, обмирая от волнения, заходит в кабинет.

– Готова пожертвовать своими интересами ради того, чтобы мамочка не огорчалась.

Дверь закрывается. По коридору прохаживаются люди, прижимая к груди желания, способности, карьеры, таланты, возможности – все то, что они готовы самоотверженно принести в жертву…


нашла автора Сказочная жизнь от Эльфийки